– Можно, но левое крыло – не место для прогулок такой красивой барышне

– Почему? – поинтересовалась, желая узнать, что он мне скажет, чтобы сравнить с ответом Ивана.

Мужчина замялся, вновь подошел к столику и, налив в стакан янтарной жидкости, залпом выпил, не сморщившись при этом. Погладил подбородок и нехотя выдал:

– Поверь, не стоит.

Кивнула, считая, что это не ответ, но другого Котлов не мог дать. От волнения закусила губу, в полной уверенности, что Николай Федорович и Иван в курсе того, кто находится в том доме и что с ними творят, а потом спросила:

– Можно идти?

– Да, конечно. Но Рита, надеюсь, ты передумаешь…

– Всего доброго, – поспешно заявила и вышла из кабинета, чувствуя себя грязной после такого разговора. В голове было только одно – отец и сын врут, не желая поведать, почему нельзя ходить в левое крыло. И наверное, только один человек сказал правду – неприятный охранник, заявивший, что получу пулю в лоб, если сунусь туда.

Двигалась очень быстро, пока не оказалась в своей комнате. Прошла в ванную и, сполоснув лицо, села на плитку, чувствуя, как дрожат руки. Прислонилась головой к стене и закрыла глаза.

Сейчас была уверена, что я слабая и никчемная. Да, потому что так реагировала на разговор и обстановку. Но этот дом, сад, ненужное общение, угрозы – это все давило на психику и становилось страшно.

Но с другой стороны, если страшно мне, то как же малыш?!

Ничего не понимала. А именно, как же так произошло? Почему… почему они там взаперти? Что они сделали такого, что их заперли там? За что?! В голове не укладывалось жестокое отношение к ребенку. Неизвестно, что с матерью… в каком она состоянии.

Столько вопросов, и ни одного ответа.

Как быть?! Что делать?

Обхватила себя за плечи и с силой сжала, внушая, что нельзя быть слабой, сдаваться. Нужно идти вперед, сделать все, чтобы помочь. А слабой можно быть потом… в объятьях любимого мужчины. А сейчас – нужно действовать.

Через час я переоделась и спустилась на ужин в столовую, где уже находились Котлов, Иван и медсестра, совсем ее не напоминающая. Слишком она резкая, категоричная, целеустремленная.

Высокая, светловолосая женщина, жадным взглядом смотрела на Ивана, всячески прикасаясь к нему, наплевав на всех, а он млел, пытаясь не показывать, что ему приятно ее столь откровенное внимание.

Признаюсь, мне было все равно. Да. Я и раньше не ревновала Ивана, а теперь, в силу сложившихся обстоятельств, совсем не видела его. Но, наблюдая за хищницей, не могла не заметить ее странное поведение, по-иному воспринимая слова, отмечая движения и мимику. В Елене была пугающая сильная аура, давящая с такой невероятной силой, что накрывала любого, погружая в мрачную пустоту, не давая дышать. И не было в ней ничего от медсестры. Совсем. На мой взгляд, медперсонал другой: добрый, понимающий, располагающий, хотя бывает всякое, и некоторые работают не на своем месте, но здесь чувствуется хищная агрессия, не знающая сочувствия и заботы, жесткость во всем, а особенно во взгляде.

Елена чем-то напомнила мне Атаманову Лидию, подругу Валерии, именно повадками сильной львицы, не принимающей поражения, слабости, идущей всегда вперед.

Иван держался странно. Он реагировал на любое движение женщины, что меня удивляло, но постоянно смотрел на меня, чего-то ожидая. Если бы мне было не все равно, то, возможно, я испытала ревность. Вероятно…

Или они этого и добиваются?! Но зачем? Их поведение навело на мысль, что мне можно уйти, но я продолжала улыбаться, считая, что не имею права покидать праздничный ужин. Я должна вести себя нормально, пока Охотник ищет важную информацию.

Шла рядом с парнем, управляющим своим инвалидным электрическим креслом-коляской, слушая монотонный голос Ивана. Хотела ему помочь, но он отказался, заявив, что не инвалид, и до сих пор продолжал:

– Мне неудобно, что так получилось. Принцесса, ты не подумай, мне можно ходить, но все же посоветовали не переусердствовать, поэтому отец купил эту дрянь, чтобы я не считал себя ничтожеством.

Повернулась к нему и с искренним возмущением проговорила:

– Зачем ты так говоришь? Разве инвалиды виноваты, в том, что они…

– Не начинай, – недовольно буркнул мужчина, нажимая кнопки на пульте. Иван сжал губы, выдавая крайнее недовольство, не считая себя виноватым, что мне не нравилось. И почему он такой жестокий? Только о себе думает. Другие для него ничего не значат.

– Нужно быть добрее…

Он протянул руку и схватил меня за локоть, с извиняющейся улыбкой выдавая:

– Прости, любимая. Ты у меня такая нежная малышка, а я… Пойми, мне ужасно хочется быть здоровым.

– Ничего страшного. Все будет хорошо, – проговорила, пытаясь убрать руку, радуясь, что мы уже напротив моей комнаты.

Мужчина довольно улыбнулся и начал подниматься. Не ожидая такого поведения, сделала шаг к нему и воскликнула:

– Зачем? Ты должен отдыхать.

Иван повернулся ко мне, одной рукой держась за ручку кресла, а второй схватив меня за талию, отчего чуть не завалилась набок. Пришлось держаться за него, чтобы не упали, удивляясь, как он вцепился в меня мертвой хваткой.

Котлов был очень высокого роста и худощавый, а пока находился в больнице совсем исхудал, отчего казался выше. Он положил руку на мою шею и проговорил:

– Ты очень красивая. Я… так соскучился по тебе. Мечтаю, когда ты позволишь мне к себе прикоснуться и согласишься стать моей супругой. Я… хочу детей. Много. От тебя. Ты будешь прекрасной женой.

Почувствовала себя неудобно и попыталась отступить, но Иван не дал сделать и шага, так вцепившись, что я чувствовала себя в коконе. Его объятия вызывали неприязнь, и хотелось ударить или закричать, чего не могла себе позволить.

В одно мгновение все тело сжалось от желания, и я лихорадочно посмотрела по сторонам, предполагая, что Сергей рядом. Я только на него так реагирую. Значит, Охотник рядом. Попыталась посмотреть, но Иван взял за подбородок и нежно произнес:

– Принцесса, не бойся ничего. Я с тобой! Все хорошо.

Заметив в темноте коридора мощную фигуру, только попыталась отойти, как Иван наклонился и накрыл мои губы. Испугалась, переживая за то, что может случиться. Была напряжена так, что меня потрясывало. Не отвечала на поцелуй. Стояла статуей, опасаясь реакции своего мужчины. Когда парень оторвался от моего рта, с сожалением смотря на меня, то проговорил:

– Малышка, ты совсем скованна. Может, побыть с тобой, чтобы ты не чувствовала себя в клетке, и мы ближе друг друга узнали?

– Нет. Не нужно, – попросила, надеясь, что Иван уйдет. Но он продолжал сжимать руки, с мольбой в глазах смотреть на меня.

Натянуто улыбнулась и прошептала: